Всё что нам дорого, должно быть либо далеко далеко, либо внутри нас, что бы это нельзя было отбрать (с)
- Если ты ещё скажешь, что любишь её, то упаду я со стула от смеха.
- Я люблю её.
С её лица сползла ироничная улыбка, на смену которой пожаловало удивление. Дара молча сидела напротив него, грустно смотря в его серые глаза. Не выдержав этой обреченности, девушка опустила глаза, продолжив читать книгу.
- Ты слышишь, я люблю её!
Она молчала. Не хотелось произносить ни слова, даже слышать этого не хотелось.
- Ты слышишь меня?! – закричал парень. – Дара, ответь мне! Я люблю её!
Дара подняла глаза и, посмотрев на него несколько секунд, продолжила читать книгу.
- Я думал, ты поймешь меня и обрадуешься… - тихо произнёс он, крутя что-то в руках. – Спокойной ночи, сестрёнка.
Он вышел из кухни. Дара дождалась, пока в его комнате погаснет свет. Из её глаз капали слезы. Невыносимо было чувствовать, но знать, что, ни одно слово сказано ему, не будет иметь никакого значения. Она взяла лист бумаги, и почти сточенный карандаш:
«Мой, любимый братишка. Ты мне дорог. Очень дорог. Мне больно думать о том, что я могу помешать твоему чувству бесконечной эйфории и счастья… Моё сердце трепещет, когда я знаю, что тебе хорошо… когда ты улыбаешься. Я хочу, чтобы ты никогда не переставал улыбаться.
Сегодня первый раз в жизни, я хочу ошибиться. Хочу ошибиться на столько, что готова обмануть сама себя.
Может это звучит слишком громко, но мне здесь не место. Я не умею притворятся и лицемерить, я не просто не могу молчать… Но сейчас я не смогу говорить.
Я не жду, что ты поймешь меня.
Когда-нибудь ты поймешь смысл это письма. Ты будешь злиться, потом грустить… Я вернусь, братишка, вернусь. Но лишь тогда, когда смогу говорить…»
Она перечитала письмо. Карандаш уже почти перестал писать. Дара взяла кухонный нож и, заточив карандаш, написала последние строчки:
«P.S.:
Ведь есть любовь, а есть влюбленность.
Определись чего же хочешь ты.
И тонкий меч на плечи – обреченность,
Легко так срежет счастия цветы.»
- Я люблю её.
С её лица сползла ироничная улыбка, на смену которой пожаловало удивление. Дара молча сидела напротив него, грустно смотря в его серые глаза. Не выдержав этой обреченности, девушка опустила глаза, продолжив читать книгу.
- Ты слышишь, я люблю её!
Она молчала. Не хотелось произносить ни слова, даже слышать этого не хотелось.
- Ты слышишь меня?! – закричал парень. – Дара, ответь мне! Я люблю её!
Дара подняла глаза и, посмотрев на него несколько секунд, продолжила читать книгу.
- Я думал, ты поймешь меня и обрадуешься… - тихо произнёс он, крутя что-то в руках. – Спокойной ночи, сестрёнка.
Он вышел из кухни. Дара дождалась, пока в его комнате погаснет свет. Из её глаз капали слезы. Невыносимо было чувствовать, но знать, что, ни одно слово сказано ему, не будет иметь никакого значения. Она взяла лист бумаги, и почти сточенный карандаш:
«Мой, любимый братишка. Ты мне дорог. Очень дорог. Мне больно думать о том, что я могу помешать твоему чувству бесконечной эйфории и счастья… Моё сердце трепещет, когда я знаю, что тебе хорошо… когда ты улыбаешься. Я хочу, чтобы ты никогда не переставал улыбаться.
Сегодня первый раз в жизни, я хочу ошибиться. Хочу ошибиться на столько, что готова обмануть сама себя.
Может это звучит слишком громко, но мне здесь не место. Я не умею притворятся и лицемерить, я не просто не могу молчать… Но сейчас я не смогу говорить.
Я не жду, что ты поймешь меня.
Когда-нибудь ты поймешь смысл это письма. Ты будешь злиться, потом грустить… Я вернусь, братишка, вернусь. Но лишь тогда, когда смогу говорить…»
Она перечитала письмо. Карандаш уже почти перестал писать. Дара взяла кухонный нож и, заточив карандаш, написала последние строчки:
«P.S.:
Ведь есть любовь, а есть влюбленность.
Определись чего же хочешь ты.
И тонкий меч на плечи – обреченность,
Легко так срежет счастия цветы.»
Сегодня не кончится никогда!
Между выдохом каждым и вдохом
С неба летит звезда.
Гаснет звон последнего слога,
И шкатулка вопросов пуста.
Больше не будет больно и плохо,
Сегодня не кончится никогда!
(с) Fleur